Экипаж «Меконга» - Страница 35

Из Хивы следовало отправить отряд на Сыр-Дарью — проверить слухи о золотых песках.

Особая миссия возлагалась на поручика Кожина. По прибытии в Хиву надлежало «поручику Кожину переодеться купчиною, придать ему, Кожину, двух добрых людей, и чтоб они были не стары… и просить у хивинского хана судов и на них отпустить того купчину по Аму-Дарье-реке в Индию, наказав, чтобы изъехал ее, пока суды могут идти, и оттоль бы ехал в Индию, примечая реки и озера и описывая водяной и сухой путь, а особливо водяной к Индии, тою или другими реками, и возвратиться из Индии тем же путем или ежели услышит в Индии еще лутшей путь к Каспийскому морю, то оным возвратиться и описать…»

С такой инструкцией Бекович выехал обратно в Астрахань.

А через полтора месяца неугомонный царь, вспомнив о пополнении кунсткамеры, отправил собственноручное письмо:

«Поручику Кожину где обретается.

Г.Кожин, когда будешь в Остиндии у Магола, купи довольное число пътиц больших всяких, а имянно струсов, казеариусов и протчих, также малых всяких родов, так же зверей всяких же родов, привези с собой бережно.

Из Данциха в 31 день марта Петр. 1716 г.»

Сенатским указом состав экспедиции был увеличен до 6100 человек. Сюда вошли три пехотных полка, два драгунских отряда, два казачьих полка, морская и строительная команды. При отряде были фортификаторы для строительства крепостей, подьячие, переводчики, лекари и аптекари.

И все это носило название посольства…

3. Старые друзья встречаются. — «Пойдем с тобой в Индию». — Строптивый поручик Кожин вступает в пререкания с князем Бековичем. — «А в Хиве собрано войско…» — Тяжелые предчувствия. — Кожин бежит в Петербург

А мне мерещился Индийский океан. Тихо колышется парусник. Море недвижно, будущее бесконечное, сияющее.

Когда-то подует ветер? Когда-то придем ко двору Великого Могола?

Вс. Иванов, «Мы идем в Индию»

Федор Матвеев, только что возвратившийся в Астрахань из парижского вояжа, сидел у себя, когда вошел невысокий, коренастый, дочерна загорелый офицер.

— Саша! — Матвеев вскочил, обнял давнего приятеля, однокашника по Навигацкой школе, Александра Кожина. — Рад тебя видеть, хоть ты и черен ликом стал, аки первейший арап.

Кожин, насмешливо прищурив глаз, оглядел Федора, изящно одетого, завитого по последнему парижскому манеру.

— Наездился по Европам? — сказал он. — Ишь кудерьки выложил! Сразу видно, что вдалеке был от наших непотребных дел.

Поручик Кожин не таясь осуждал действия князя Бековича.

Началось с того, что в Тюб-Карагане Бекович решил заложить крепость и оставить гарнизон, хотя это не предусматривалось инструкцией. Он считал, что Тюб-Караган, откуда шла старая караванная дорога в Хиву, нужно покрепче держать в руках.

Тут и произошла первая стычка Кожина с Бековичем. Кожин яро возражал против закладки крепости в том гиблом месте, где нет ни воды, ни конского корму. Князь пренебрег возражениями, велел строить крепость.

Оттуда же, из Тюб-Карагана, Бекович отправил в Хиву разведчиков — боярских детей Воронина да Алексея Святого. Они должны были убедить хана Ширгазы, что посольство идет к нему с миром. Святой вез особые подарки для Колумбая, родственника Ширгазы, пользовавшегося, по слухам, большим влиянием на хана.

Потом флотилия отплыла в Красные Воды. Здесь надлежало по инструкции закладывать крепость. Но и тут строптивый Кожин открыто осуждал выбор места для крепости. Отношения его с князем совсем испортились.

Из глины и лесса строили солдаты глинобитные домики, возводили стены, рыли колодцы. И могилы приходилось копать: многие не выдерживали непривычного климата, дурной воды, укусов ядовитых тварей.

В феврале Бекович вернулся в Астрахань. Подготовка к походу заканчивалась. Князь ожидал вестей от посланных в Хиву разведчиков, но тут в Астрахань прискакал гонец от калмыцкого Аюк-хана. Хан доносил астраханскому коменданту Чирикову, что «тамошни бухарцы, касак, каракалпак, хивинцы збираются вместе и хотят на служивых людей итьти боем, и как бы худа не было». Гонец добавил от себя, что хивинцы уже хотят брать красноводскую крепость…

Тяжелые предчувствия одолевали поручика Кожина. Он метался в тесной горенке по скрипучим половицам, ругательски ругал князя.

— Нам, худородным, — говорил Кожин, — сколь тяжко служба достается! Нами содеянное, хотя бы иройство Гераклово, ни за что почитается, а их, хоть и ничтожное, превозносится…

— Напрасно, Саша, беснуешься, — сказал Матвеев. — Сим неправды не изживешь. Да и не все твои речи истинны: ведь государь-то тебя перед прочими отличает. Какое доверие тебе оказано секретным ордером, о коем ты мне рассказывал. — Синими глазами поглядел он на низкое оконце, за которым угасал день, и мечтательно добавил: — Вот бы и мне с тобой в Индию…

— Ты и пойдешь, — неожиданно сказал Кожин. — В этом хоть я волен — себе попутчика избрать…

— Что ж ты не сразу сказал! — радостно воскликнул Федор и снова кинулся обнимать Кожина.

Но Кожину было не до восторгов. Отстранил Федора, опять зашагал из угла в угол.

— Государь-то мне доверяет, а они, псы высокородные, завидуют. Вот дойдем мы с тобой до Индии, если живота в пути не лишимся, вернемся — Бековичу за нас новый чин выйдет. Еще к акции не приступлено, а сколько людей поморили… — Вдруг остановился Кожин, хлопнул по столу ладонью. — Будя о сем. Развлеки, Федя, расскажи, как карету довез?

— Ох, Саша, не спрашивай! Сколько мук с ней принял, не приведи господь!